Эта книга полна пауков - Страница 32

Рассматривая рваную рану на предплечье, я произнес:

— Вы все еще, эм, не до конца поняли ситуацию детектив. Есть причина, по которой мы не сделали этого с самого начала. Существуют… Скажем так, влиятельные люди, которые не только знают, что творится в этом городе, но и типа как умыли руки.

— Он хочет сказать, - добавил Джон, - Что на самом деле весь мир действительно против нас.

— Но в любом случае, - сказал я, - Я собираюсь паковать вещички. Я совершенно точно не собираюсь оставаться в этой зараженной дыре.

— У тебя найдется место в багажнике, да? – спросил я Джона.

— Ага.

— Как насчет того, чтобы поехать за буррито после этого всего?

— Ты снял это у меня с языка.

Фальконер сосредоточился на телефонном звонке, хотя оставался настороже. У меня было ощущение, что этот человек был настороже, даже когда спал крепким сном. Это будет тонкая операция.

Осмотрев пол на предмет любых признаков шевеления, я бросился в дом и вернулся во двор со своим ноутбуком, полным мусорным ведром одежды, которую я вытащил из сушилки, и почти полной бутылкой дорогой водки, найденной в морозилке. С кухни я захватил полмешка собачьего корма на тот случай, если Молли вернется.

Я объявил свои сборы оконченными и уже начал выходить, как вдруг словно шлепнул себя по лбу, поняв, что едва не забыл.

На стене моей гостиной висел единственный вклад Эми в украшение комнаты: бархатное изображение Иисуса, выглядящее так, словно было перерисовано с аэрографии на задней двери грузовика в темноте. Оно принадлежало её родителям, которые, скорее всего, купили его где-то с придорожного лотка в Нью-Мексико. Родители Эми умерли, однако этот ужасный рисунок был единственным, что напоминало ей о старом доме. Я сдернул его со стены и огляделся. С остальными своими вещами я был вполне готов расстаться.

* * *

Снаружи Фальконер уже убирал телефон, и я сказал ему:

— Пойдемте за дом, я хочу вам кое-что показать. Это в сарае.

— Что это?

— Ну, я не знаю, что это. В этом вся суть. Думаю, вам стоит взглянуть на это, прежде чем нагрянут федералы, - Джона я спросил: - Можешь закинуть мои вещи в багажник? Хочу показать ему ящик.

Джон вытащил ключи и начал открывать багажник. Я провел Фальконера через двор, ко все еще открытой двери сарая. Жестом указал на зеленый ящик на присыпанном щебенкой полу, на покрывавшие его странные иероглифы.

— Довольно чудно, да? Мы его нашли.

— И?

— Его нельзя открыть. Ни я, ни вы. Мы открыли его только раз и то, что там было внутри, было чертовски странным.

— Ладно, покажу его федералам, когда они появятся…

— Восемь дюймов стояка! – сказал с полки Элмо.

— ...Но я не очень понимаю, как это относится…

Фальконер умолк, скорее всего потому, что как и я, учуял запах дыма. Одарив меня взглядом, после которого даже рак был извинился, он побежал со всех ног. Он обогнул дом как раз в тот миг, когда Джон вышел из передней двери со своей зажигалкой – огнеметом времен вьетнамской войны, который он купил на eBay. Кстати, совершенно законно.

За его спиной языки пламени превращали остатки моей собственности в дым и пепел.

Фальконер поджал челюсть и произнес:

— Ах вы тупые голожопые мудаки, что вы наделали?

— Мы решили проблему, вот что мы сделали. Как всегда. Копам тут нечего делать. Как и Национальной гвардии, и кому-либо еще.

Вдалеке завыли сирены. Надо сказать, никто не реагирует быстрее, чем пожарные.

Фальконер сгреб меня, развернул и второй раз заковал в наручники. Мне было совершенно все равно. Я почувствовал облегчение в первый раз за два дня. Всепожирающее пламя бушевало в зараженном доме, и все испытания наконец-то кончились. Фрэнки и личинки пауков сгорят, и прорыва не произойдет.

За 10 минут до Вспышки

Порше Фальконера было таким низким, что мне пришлось присесть, чтобы попасть внутрь. Внутри пахло, как в магазине кожаной одежды. Я увидел, что натащил несколько грязных листьев на безупречный ковер и почувствовал, будто осквернил его. Как можно водить такую машину и не сойти с ума от беспокойства? Как тут можно съесть буррито? Будешь же постоянно бояться уронить куда-нибудь пережаренной фасоли. Я понятия не имел, как он мог себе позволить такую машину и счел, что будет невежливо спрашивать. Может, он приторговывал наркотиками во внерабочее время.

Я сидел в неудобной позе, а наручники впивались мне в поясницу. С того места, где стояло Порше, я видел как языки огня лижут стекла на окнах моей спальни, пожирая занавески.

На тротуаре перед Порше сидел Джон, еще одни наручники сковали его руки за спиной (вообще-то у него это была белый пластиковый хомут – металлические были у меня – так что Фальконер очевидно считал меня более опасным подозреваемым). Джон смотрел, как мой дом сгорает дотла, пока дюжина пожарных разматывает шланги из двух грузовиков. Это было удивительно безмятежным. Если бы все эти события были фильмом, то здесь должны были бы идти титры.

Но Фальконер был вне себя. Он перемещался от одного пожарного к другому, блестя своим значком и приказывая им отойти. Но они даже не собирались. От Манча (приятеля Джона, игравшего в его группе и пожарного-добровольца) я узнал, что ни копы, ни пожарные не любили, когда другие указывали им, что делать. Тут был пожар, а они были пожарными, и, видит Бог, они собирались его потушить.

Начали собираться соседи. Горящий дом и сам по себе неплохое развлечение для такого района, где основной формой досуга было питье алкоголя и выдумывание предлогов, чтобы продолжать получать пособие по безработице, но по этому адресу все становилось куда более значительным. Они знали, кто тут живет. Все были знакомы со слухами. Я видел, как двое снимают видео на телефоны.